По следующему запросу вакансий не найдено: Работа, Вакансии - %D0%9D%D0%BE%D0%B6%D0%B8 %D0%9F%D0%BE%D1%81%D1%83%D0%B4%D0%B0
Попробуйте также:
Искать вакансии «D0 Be D0 » по всей стране (1 вакансия).
Искать вакансии «D0 B8 D0 » по всей стране (1 вакансия).
Попробуйте обобщить поисковый запрос
Проверьте правописание
Используйте полные слова вместо аббревиатур
Пять советов по метанию топора
Совет первый: Безопасность.
Безопасность при обращении с оружием #8212 важнейший из всех советов. Выбор места проведения и организация самого процесса тренировок проводится крайне тщательно. Практика показывает что при беспечном отношении к этому вопросу вероятность получения или нанесения травмы другим людям очень высока. Поэтому необходимо ограничить доступ к месту проведения тренировок неподготовленным людям. И не забудьте оградить от возможных травм своих домашних животных.
Совет второй: Стенд для метания.
Так как для достижения высокого уровня мастерства в метании холодного оружия вам понадобится тренироваться долго и регулярно, оправдано использование деревянного стенда для метания. При тренировках в закрытом помещении вы можете закрепить стенд на стене, а при тренировках на открытом воздухе установить стенд на грунт, с обязательной задней подпоркой. Толщина стенда должна быть не менее 30 сантиметров. В любом случае, слева и справа от стенда желательно смонтировать деревянные щиты, препятствующие разлетанию метательных снарядов.
Совет третий: Выбор топора для метания.
Конечно, вы можете использовать для метания и обычный туристический топорик. Например такой:
Но для достижения наилучших результатов необходимо выбирать топор с прямой и гладкой рукоятью, как на этой фотографии:
Чтобы лезвие топора не проворачивалось в руке, рукоять в сечении имеет форму эллипса. Вес топорика подбирается индивидуально. Длина рукояти, как правило, составляет 50 сантиметров.
Совет четвертый: Стойка для метания.
Если вы – правша, то для устойчивости рекомендуется вперед выставить левую ногу. Замах делаем правой рукой из положения, когда кулак находится на одном уровне с ухом. Бросок проводится коротко и энергично. А для левшей рекомендации аналогичные, но положения рук и ног меняем на зеркальные.
Совет пятый: Дистанция метания и варианты хватов топора.
Начинать обучение лучше всего с коротких дистанций броска, расстояние должно составлять около двух метров до цели. С этой дистанции лезвие топора при замахе направлено вниз. Таким образом, топор пролетая это расстояние делает неполный оборот на 180 градусов, что увеличивает шансы на точное попадание. После того как вы освоите данное упражнение, можете увеличивать дистанцию и при замахе держать топор лезвием вверх. Подбирайте наиболее удобный хват и дистанцию индивидуально и постоянно отрабатывайте удачные варианты. Вы обязательно достигните успеха, если будете тренироваться регулярно. Удачи!
#8212 Постовой #8212
«Случайно на ноже карманном…»
Полит.ру публикует статью Ревекки Фрумкиной Случайно на ноже карманном… , в которой автор делится своим опытом покупок разных вещей (предметов быта, одежды, посуды) в советские времена в стране и за рубежом, когда порой самые необходимые вещи надо было доставать , а вместо гонораров за публикации в зарубежных изданиях выдавали специальные сертификаты, которые можно было обменять на вещи в магазинах Березка . Восстанавливая отдельные вещные приметы разных десятилетий, автор тем самым рисует объемную картину советской материальной культуры, которая со сменой поколений все больше уходит из памяти. Статья опубликована в журнале Теория моды. Одежда. Тело. Культура (2007. Вып. 4).
Ходитьпо магазинам для меня долгое время означало «по книжным».
Вплоть до окончания университета сама я покупала только книги и пластинки. Одежду, обувь, материал на платье или пальто мне доставала или покупала мама. С ее точки зрения, я не смогла бы купить себе даже пару чулок. Откуда у нее взялось мнение о моей непрактичности — я не знаю: с осени 1941 года, когда я, будучи в эвакуации, пошла в 4-й класс, мне спокойно доверяли отоваривать хлебныекарточки.
Книги я начала покупать еще школьницей, пластинки — уже студенткой, тратя на это значительную часть стипендии. Неутолимой мечтой на всю жизнь остались любые хорошие канцтовары — общие тетради, надежные авторучки, ластики «со слоном», скрепки, папки. Даже теперь, когда «безбумажная» жизнь многое из перечисленного сделала ненужным, я ловлю себя на бережном расходовании блока Post It, а если приходится написать что-то от руки, по-прежнему использую «оборотки».
Систематически предаваться тому, что теперь называется шопингом, я начала, когда вышла замуж. Я разочарую читателя, умозаключившего, что это естественно, поскольку у меня появился свой дом. Это был не дом. а главное — он был не мой. От мамы с папой я переехала в семью мужа, который жил с родителями и старой няней в большой коммунальной квартире на Пушкинской улице (то есть на Б. Дмитровке). Жилплощадь семьи напоминала спичечный коробок, вложенный в угол небольшой коробки от конфет. В «спичечном коробке» жили мы с мужем, оставшееся пространство «коробки» принадлежало его родителям. Няня вообще не имела своего угла и спала на кухне вместе с домработницей соседей.
У моей свекрови был хороший вкус, сформировавшийся в дореволюционные времена, поэтому дома было много хрусталя, фарфора и разных разностей, уместных если не в особняке, то в профессорской квартире. Собственно, как раз в такой квартире мы и жили — только теперь она принадлежала не ее прежнему владельцу — известному московскому невропатологу, а его сыновьям с семьями, а также гражданам, вселившимся туда при позднейших «уплотнениях», в том числе — родителям мужа.
В соответствии со вкусами моей свекрови и укладом жизни семьи в прошлые годы у родителей стоял «павловский» буфет (как известно, у него верх открыт и нефункционален), трельяж из настоящего ореха, древняя тахта, покрытая старинным ковром, и «горка» — застекленный с трех сторон шкафчик для красивой посуды (замечу, что там и в самом деле были достойные вещи — настоящий Royal Copenhagen, кофейные чашки лиможского фарфора, черная чайная чашка завода Попова и прочее в том же роде).
Большой старинный зеркальный шкаф стоял в нашем закутке, поскольку его просто некуда было больше деть. Там же в качестве письменного стола стоял изящный, но абсолютно неудобный для работы столик красного дерева без ящиков. (На его меньшом собрате, проножка которого выдает времена ар-нуво, у меня теперь стоит монитор и колонки).
Именно поэтому первой моей покупкой оказалась не шляпка и не дамская сумочка (хотя все это я тогда носила), а советский двухтумбовый письменный стол — других в продаже просто не было. Мы поставили его торцом к окну и следующие три года работали за ним вдвоем, сидя визави. Теперь проблемой стало обеспечение нормального освещения: окно выходило во двор-колодец (что более типично для Питера) и упиралось в стену противоположного дома. В конце концов я купила металлическую настольную лампу ненавистного светло-зеленого цвета, примечательную своей функциональностью: ее никелированная ножка крепилась по принципу «шарнира Гука» — это шар, позволяющий придать ножке лампы практически любое положение. Где я ее отыскала, я не помню, однако вывеска «Электротовары» оставалась для меня привлекательной, пока эти товары — включая изоленту — не исчезли как таковые.
В период между 1955 и 1958 годами, пока мы жили в центре, я любила время от времени побродить по близлежащим магазинам. За углом в Столешниковом переулке было три места, откуда я редко уходила без покупок: в одном магазине продавался фарфор и хрусталь, в другом — сумки и портфели, в третьем — галстуки. Даже при тогдашней моей зарплате младшего научного сотрудника все это было мне по карману и покупалось отчасти в подарок друзьям и родным, но и для себя — тоже. Странно вспомнить, что при общей скудости жизни вполне естественным было подобрать белую сумку на лето, коричневую — к зимнему пальто, а мужу купить портмоне и портфель из натуральной кожи, сохранившиеся до сих пор.
Вообще, приобрести что-то красивое и даже изысканное (например, блюдо синего английского фаянса) было тогда много проще, чем купить необходимую повседневную вещь. Как известно, в 1962 году колготки еще не изобрели, так что к чулкам нужен был так называемый «пояс», иначе говоря — то, что позже стали называть «полукорсет». Раньше или позже этот «предмет туалета» растягивался, а шансы купить новый нередко были нулевыми.
Особая проблема возникала тогда, когда мне нужно было купить что-то дельное для отца: он был уже не настолько здоров, чтобы и работать, и ходить по магазинам. Отец мой родился в 1890 году и принадлежал к поколению людей, которые при встрече со знакомыми на улице приподнимали шляпу. Помимо природного хорошего вкуса, он обладал опытом жизни в «мирное время» (то есть до 1914 года) в таком элегантном городе, как Варшава, да еще и навыками профессионального текстильщика. (Как следствие, я никогда не могла решиться самостоятельно купить себе какое-либо изделие из меха — пока не наступили времена, лишившие нас всякого выбора.)
В 1956 году отец ушел на пенсию. Услышав, что нашелся эксклюзивный портной, который готов был сшить мне брюки (дамские брюки, кроме сугубо спортивных штанов. у нас не продавались), отец не без решительности сказал, что пойдет со мной покупать материал. В отделе тканей ГУМа — тогда это был обычный универмаг, замечательный только размерами, отец довольно быстро остановил свой выбор на черном фрачномсукне (это не сукно. а шерстяная ткань особо высокого качества). Эти брюки я носила лет десять с осени до лета.
В 1964 году мы с мужем переехали в маленькую отдельную квартиру и впервые зажили действительно своим домом. Наше имущество на тот момент состояло из белоготелефона (игра случая, а вовсе не символ — впрочем, о «голливудском» смысле этого словосочетания мало кто помнит[1] ), весьма примитивного кухонного гарнитура, нового для тогдашнего быта холодильника Rosenlew, чешской раздвижной тахты и чайника. Ни стола, ни стула, ни сковородки. И тут я поняла, что моя настоящая страсть — это дом и все то, что предлагается в магазинах, которые тогда назывались «Хозтовары ».
Стоит заметить, что мои вкусы сформировались не сами собой, а в результате чтения трех разнородных источников: это эстонские журналы Kunst ja kodu и «Силуэт» американские и французские журналы, от Art et Decoration до Beautiful Homes и, возможно, главное — прекрасный советский журнал «Декоративное искусство СССР». Поэтому, попав в 1964 году в Прагу, я привезла оттуда не свитер или обувь, а настенный барельеф — авторскую копию работы замечательного скульптора Маргит Ковач и еще кое-что в подобном же роде. Барельеф висел на стене лет тридцать, пока его не уронила женщина, приходившая делать большую уборку. Я его склеила чем могла — это были уже 90-е годы и совсем особый уровень отсутствия всего.
Начиная с 1964 года лето мы проводили в Эстонии, в замечательном городе Выру. Я неоднократно упоминала о том, как оттуда и из близлежащих городков и сел я везла домой все, чего нельзя было найти в Москве.
Современные представления о том, что продавалось в московских «промтоварных» магазинах в 60-е — начале 70-х, колеблются от утверждения, что «все было, притом дешево, нужно было лишь постоять », до мнения о полном отсутствии товаров. Ни то ни другое не описывает советскую реальность.
Разумеется, некоторых предметов не было в принципе — например, про салфетки Kleenex и бумажные носовые платки, равно как и про автоматические стиральные машины и складные зонтики, я знала только из американских романов. Вместе с тем периодически появлялись товары, которые и сегодня просто так не сыскать, не говоря уже о цене. Вдруг «завозили» венгерские чистошерстяные мужские кашне — и я покупала сразу три: мужу, отцу и свекру. Или сервизы английского фаянса, притом безупречного дизайна. С учетом их качества они были откровенно дешевы, но нам некуда было бы такой сервиз поставить.
Одновременно непрерывно что-то пропадало, и нередко — навсегда.
Время от времени в качестве подарков я покупала кофейные чашки Ломоносовского завода из так называемого «костяного фарфора» — самый большой выбор был в «Доме фарфора» на Ленинском проспекте, в силу чего я довольно хорошо представляла обычный тамошний ассортимент. В 1969 году мы с мужем поехали туда за свадебным подарком моему аспиранту. Там не было не только этих чашек #8213 там было попросту пусто. Я отстала от жизни — за несколько месяцев, пока я тяжело болела, в Москве — притом на много лет — пропала всякая столовая посуда, включая простые чашки из Дулева и Вербилок.
К середине 70-х настойчиво искать нужно было почти все. У нас хватало времени и сил только на поиски еды.
Как известно, советский человек не имел права располагать валютой. За мои статьи, вышедшие на Западе, мне причитались так называемые «сертификаты» — бумажки, которые можно было обратить только в товары и только в магазинах «Березка». У меня было мало сертификатов, но зато «мои» были самые ценные, так называемые «бесполосые» — эквивалент не каких-то там злотых или форинтов, а самых настоящих долларов.
В нашей семье неразрешимой проблемой была обувь для мужа — при обычном размере высокий подъем. На всю Москву — хотя в 70-е она еще не была таким левиафаном, как теперь, — «Березок» с промтоварами было не больше трех-четырех, то есть их почти не было. Пока мой муж не перешел на работу в вуз, отправиться туда можно было лишь в выходные дни. Ассортимент этих «Березок» был более всего похож на то, что в 90-е можно было купить на дешевом «китайском» рынке: если кофточка — то самого дикого цвета и с люрексом, если обувь — то сапоги на шпильках и т.п. За много лет мы сподобились купить всего лишь две пары английской обуви мужу и одну австрийскую — мне.
А часть сертификатов просто пропала…
К счастью, в 70-е мы стали ездить в гости в Восточную Европу — в Болгарию, Польшу, Венгрию и Чехословакию.
Будапешт, с почти не пострадавшей от войн и революций еще имперской архитектурой в стиле «эклектика», с зеркальными витринами магазинов, кафе- кондитерскими, благоухавшими ванилью и корицей, с рынками, заваленными персиками и грушами, был первым в моей жизни городом, где покупки были не только необходимостью, но еще и удовольствием. Не последнюю роль играло и то, что в силу случайных обстоятельств там мы с мужем не были стеснены в деньгах.
Известную сложность представлял язык: кое-где говорили по-английски, нигде, вопреки моим ожиданиям, не говорили по-немецки, а мы, разумеется, ни слова не знали по-венгерски. Друзья, у которых мы гостили, были днем заняты на службе, так что первую и самую ответственную покупку я сделала с помощью Марии, их невестки.
Не подумайте, что Мария помогла мне выбрать вечерний туалет, — это были всего лишь обычные дамские лифчики, но зато они были первыми лифчиками, купленными мною в магазине. При советской власти лифчики именовались «предметами женского туалета», так что лифчики нам с мамой шила на заказ знаменитая Анна Александровна, корсетница, обшивавшая актрис Большого театра, позже — ее невестка, а потом — ее внучка. На это шел специальный материал — дамаст. плотный хлопок, который держит форму и переносит много стирок. Но ведь не бесконечно много.
В Будапеште лифчики можно было мерить, что было более чем кстати: я знала свой размер блузки, но понятия не имела, что такое В-70.
А потом я «вошла во вкус». В нормальном магазине (то есть не в бутике) обнаружился английский костюм в точности моего размера и «моего» цвета — продавщица (со словами: «Это абсолютно Ваша вещь, сударыня») отложила его, чтобы я могла съездить домой за блузкой и туфлями на каблуке и еще раз примерить — теперь уже в должном облачении. В следующем магазине — ночные сорочки без кружев, пижама из хлопка для мужа, летние спортивные блузки от HM, кожаные сандалии и замшевые ботинки без единого шва. И наконец, исполнение заветной мечты! — лучший в моей жизни проигрыватель Hitachi и работающий по сей день Panasonic — приемник с кассетным магнитофоном.
После будапештского опыта не только пражские, но даже парижские магазины меня уже не поразили #8213 и покупками я занималась исключительно по необходимости: к середине 80-х в Москве не было ни постельного белья, ни хороших махровых полотенец (моя слабость!), ни пристойного бельевого трикотажа.
Как известно, большие магазины — по крайней мере в Европе (в Америке я не была) #8213 мало отличаются друг от друга. Пожалуй, один большой магазин мне действительно запомнился — это магазин фирмы Liberty’s в Лондоне, куда нас с мужем специально повела приятельница. Там сохранилась почти вся первоначальная деревянная отделка и витражи времен Росетти и Морриса. Впервые на прилавке я видела ткани с орнаментами в стиле эпохи прерафаэлитов и даже получила в подарок небольшой кусок, продававшийся как остаток.
В 1990 году мне случилось провести два месяца в Сиднее (некоторые забавные бытовые эпизоды из моей тамошней жизни описаны в книге «Мне некогда» (М. 2004). К лету 1990 года московские промтоварные магазины были практически пусты. Сейчас уже трудно вообразить, что из-за отсутствия батареек в доме может не работать ни одно из привычных бытовых устройств — ни часы, ни примитивный калькулятор, ни таймер, ни фонарик, не говоря уже о такой «роскоши», как диктофон.
В Сиднейском университете в качестве так называемого professor in residence[2] я жила на всем готовом и практически без обязательств, зато и денег мне там не платили, а с собой у меня были совершеннейшие гроши. Тем самым обычные магазины для меня как бы не существовали. Однажды я случайно забрела в маленькую лавочку под вывеской Saint Vincent de Paul[3]. находившуюся на торговой улице вполне провинциального вида вблизи нашего кампуса. Это оказался один из многочисленных благотворительных секонд-хендов, в которых я потом с большой пользой покупала почти все, из чего еще и сегодня состоит мой «гардероб».
В Лондоне, Эдинбурге, Копенгагене много таких магазинов, принадлежащих церкви и разным благотворительным организациям и фондам. Там работают волонтеры: как правило, это пожилые улыбчивые дамы по понятным причинам за покупку там благодарят искренне. Ассортимент там может быть побольше и поменьше в одном и том же магазинчике могут продаваться (в сущности, за бесценок) мужские пиджаки и старые детские книжки, дамские кофточки известных фирм и старинная пепельница в форме армейского котелка. Соседствуют вещи явно ни разу не надетые и сильно поношенные разумеется, все безупречно вычищено и отглажено. Цены следовало бы назвать условными. лет десять назад практически новая юбка из настоящей английской фланели (еще и на подкладке!) в лондонском магазине описанного типа стоила столько же, сколько ланч в хорошем пабе — 7 фунтов. Именно тогда я поймала себя на мысли о том, что впервые в жизни могу попытаться подобрать к юбкеблузку.
Это было приятное занятие, которое уже можно было считать шопингом.
Истинный шопинг, на мой вкус, совершается не тогда, когда ты идешь покупать перчатки, потому что старые порвались, или дорожную сумку, потому что не с чем ехать, а когда ты вдруг видишь нечто такое, что всегда хотелось если не купить, то хоть потрогать — но не попадалось.
Быть может, это предмет, о котором ты лишь читал в книгах — кажется в детстве а может, и видел — но случайно, в витрине или только слышал, что нечто «такое» бывает, или даже хорошо рассмотрел — но на экране. И вдруг — вот оно, можно не только повертеть и пощупать, но взять да и купить, к тому же — вовсе не за безумные деньги, а совсем дешево.
Из сказанного ясно, что мой шопинг должен совершаться не в NK и даже не в его противоположности — HM, а совсем в иных местах. Этими притягательными для меня местами являются «лавки древностей» и «блошиные рынки». То и другое можно обнаружить в разных городах в весьма разных вариантах. Например, тот «блошиный рынок», который мне показали в Париже, являл собой множество соединенных антикварных магазинов все это было больше похоже на антикварные магазины на респектабельной Фазанен-штрассе в Берлине.
Зато лондонский «блошиный рынок» на Портобелло-роуд — это масса впечатлений, вне зависимости от того, купил ты там что-нибудь или нет.
Самый очаровательный блошиный рынок я видела в Копенгагене: он небольшой, очень «цивилизованный» и весьма практичный. Например, там можно было выбрать любые три предмета из сваленных как попало в коробки, валявшиеся в кузове небольшого фургона, — и купить их за какую-то ничтожную сумму (как известно, Копенгаген — очень дорогой город). Однажды я извлекла оттуда отличный хлебный нож — пилу с деревянной ручкой, старинную лопатку для сыра и английскую черную матовую керамическую кружку в другой раз — португальское фаянсовое кашпо, хороший кухонный нож и что-то третье — сейчас не вспомню. Там же я купила в подарок близкому другу старинные почтовые весы: это был и в самом деле раритет.
В каком-то маленьком датском городке в «лавке древностей» я нашла десертные ложки с деревянными ручками — тоже за весьма скромную сумму в Эдинбурге обнаружилось маленькое посеребренное (так называемое silver plate — серебра там очень мало) блюдо, оказавшееся старинным подносом для визитных карточек, а в Лондоне — посеребренная подставка для тостов, сделанная не позже 20-х годов прошлого века.
Прелесть таких вещей — в том, что ими можно пользоваться по прямому назначению. Ведь поднос для визитных карточек — это прежде всего поднос. который годится и для многого другого!
На дне моего подноса стоят три буквы: E. P. B. Может, у кого-нибудь найдется справочник по изделиям из металла?
[1] Выражение «кинематограф белых телефонов» отсылало к голливудским фильмам о «красивой жизни».
[2] Professor in residence (англ. ) — приглашенный профессор, проживающий по месту службы.
[3] Привожу девиз этого общества: «Every family and individual in need deserves to be treated with dignity. From a family struggling to make ends meet to a veteran who feels alone, or a battered woman fleeing domestic violence, we provide the personal support and essential care each person deserves. Our mission is to do more than alleviate someone's problems — we want them to build the skills and self-confidence that leads to success. St. Vincent de Paul Village helps people replace a sense of despair with a sense of dignity and hope» (www.svdpv.org ). «Каждая семья и каждый человек заслуживают нашего уважения. Поэтому мы помогаем и поддерживаем всех — и семейство, пытающееся свести концы с концами, и одинокого пенсионера, и отчаявшуюся женщину, которая стремится избавиться от насилия в семье. Наша цель — не просто облегчить жизнь отдельного человека — мы хотим научить всех страждущих разным умениям и воспитать в них то самоуважение, которое ведет к успеху. Община Сен-Венсан де Поль помогает людям избавиться от отчаяния и обрести чувство собственного достоинства и надежду».
